ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯТНОЕ

Высокая женщина лет тридцати вышла из старого трехэтажного здания, окна которого были увиты виноградником. Этот довольно красивый желто-оранжевый дом с буйным виноградником был известен в городе, как клиника для людей, больных сердцем. И хотя он вовсе не походил на учреждения такого рода, обнаружить некоторые свидетельства тому было возможно. Например, тоскливо-белые занавесочки и сильный запах лекарств, бьющий в лицо, как только подходишь поближе… А уж как был силен аромат лекарств внутри здания удавалось понять по лицу только что вышедшей оттуда женщины. Она жадно хватала воздух своим маленьким ртом, отчаянно хлопала густо накрашенными ресницами и старалась как можно скорее отойти от парадного входа желто-оранжевого дома.
Кстати сказать, вокруг этого самого дома несколько сот лет назад один очень прогрессивный помещик, разбил замечательный парк. Разбил со вкусом, с любовью, посадив деревья известные в наших краях и довольно редких видов в такой лечебной гармонии, что нынешние посетители особняка полюбили гулять здесь очень. К тому же началась весна, и парк зацвел. Женщина, ошеломленная запахом лекарств, пройдя несколько шагов, вдруг увидела цветущую вишню. Аромат искрящихся белых цветов был так силен, что он вмиг перебил впечатление от пропитанного медикаментами коридора, и женщина, внезапно покачнувшись, упала скамейку, неизвестно откуда здесь взявшуюся…
- Вы же давали себе слово, Вера, никогда не гулять по этим больничным паркам, где ошиваются все эти с постными лицами в полосатых костюмах… - укоризненно сказал чей-то голос прямо над ухом женщины.
Она обернулась и посмотрела на говорившего. Больше всего ее удивило не то, что этот человек знал о данном ею самой себе слове, а то, что лицо у этого человека было именно постное и костюм именно полосатый….
Вера зажмурилась, и в голове ее тут же созрел план: надо, в первую очередь, удостовериться, что макияж и прическа в порядке, а во вторую очередь - подумать, что делать с этим полосатым типом...
Это был план истинной женщины, которая заботится о том, как она выглядит даже перед плодом собственных фантазий. Она молча вынула из сумочки зеркальце, посмотрелась в него, убрала кусочек туши под правым глазом, пригладила крашеный иссиня-черный завиток, положила зеркальце обратно в сумочку и опять взглянула на сидящего рядом с ней субъекта. Он не исчезал.
- Смотри вдаль - увидишь даль; смотри в небо - увидишь небо; взглянув в маленькое зеркальце - увидишь только себя… Вера. - сказал он.
Вера промолчала. Вторым пунктом ее плана была попытка вспомнить, где и когда она имела честь познакомиться с этим человеком, раз он оказался настоящим, говорящим, из плоти и крови, а не полуобморочной фантазией издерганной женщины….
Она внимательно посмотрела незнакомцу в лицо. Оно (лицо), вне всяких сомнений было постное! Длинноватый, пессимистично глядящий в землю, нос, совершенно "кислый" контур губ… Только вот глаза ужасно портили целостность портрета!… Глаза эти не могли принадлежать такому занудному лицу! Вера, как бывшая студентка художественного училища, поняла это сразу. Сразу, как только в ее щеки вонзились крохотные иронично-внимательные колючки, сыпавшиеся из этих глаз, как искры из бенгальских огней…
- Вы, простите, кто? - спросила Вера. - И откуда меня знаете?
- Что вы, сударыня! - усмехнулся Постный. - Я вас не знаю. Но очень хочу познакомится. А в этом деле я строго придерживаюсь одного правила: прежде, чем познакомится с человеком, узнай: приятно ли его знакомство другим? А я уверен, что знакомство с вами будет приятно всякому!
Вера не ответила, не улыбнулась и даже не моргнула. "Сердечник, раз в пижаме. К тому же сумасшедший. Неужели здесь уже открыли отделение для сумасшедших сердечников?" - пронеслось у нее в голове.
- Не шутите с женщинами: эти шутки глупы и неприличны. - горько усмехнулся он. - Обязательно примут за сумасшедшего, Вера.
- Мы знакомы? Если нет, то откуда вам известно мое имя? - спросила Вера, тоскливо взглянув на цветущую вишню.
- А вы разве еще не поняли? Я умею читать мысли. Я - чародей.
Чародей вдруг придвинулся поближе, и Вера шумно вздохнула, учуяв отвратительный запах карвалола….
- Шучу! Шучу! - развел руками человек в пижаме. - Просто догадался! Я немного физиогномист. Когда вы вышли из клиники, я понял, что вера и надежда - две ваших главных проблемы. Отсюда и вытекли два основных варианта имени. Ну-с, а с такими остренькими чертами лица и темным светом в глазах, предполагать, что Вас именуют Наденькой было бы преступлением. Вот я и решил, что вы Вера… Вера - это как скала. И, одновременно, нежно…
Вера отодвинулась. В голове промелькнула мысль, что лет тридцать назад папа умолял маму назвать ее Наденькой или Любочкой…
А, может, и не было этого…
- А вас как зовут?- спросила она.
- О, это как вам будет угодно! Алексей Константиныч, Владимир Михалыч…
- Ясно… - очень понятливо отозвалась Вера.
Алексей Константиныч, он же Владимир Михалыч заливисто рассмеялся.
-Вы мне нравитесь! Люблю людей, которые стараются не показывать, что принимают собеседника за больного…
- А вы разве не больны? - быстро спросила Вера, кивнув на пижаму. - Сердце?
- Да. Точнее его недостаточность. Очень остро ощущаю недостаток в другом сердце. Не хотите его восполнить?
Он произнес это слащаво-обольстительным голосом и Вере сразу стало противно.
"Ах, ты решил меня заклеить!" - в который раз за свою странную жизнь с неприязнью подумала она, глядя в искрящиеся глаза на постной физиономии.
- Я вряд ли сумею восполнить сердечную недостаточность. - очень сухо ответила Вера. - Мне пора.
Она поднялась со скамейки и красивой, быстрой походкой, стала удаляться. -Неужели оставите вишню цвести без вас?
- Вишни будут цвести еще долго. - не оборачиваясь сказала Вера. - И следующей весной…
- Да. Но Вам-то, Вера, осталось жить всего три дня!…
Она еще прошла несколько шагов, но это было уже очень некрасиво. Потом остановилась. Обернулась. Высоко поднятые плечи и широко открытые черные глаза были полны злобой.
- Что вам нужно?!
- Я хочу, чтобы эти последние три дня своей жизни вы провели весело и славно!
Вера вернулась к скамейке и медленно, впиваясь глазами в длинный нос незнакомца, произнесла:
-Я не знаю, кто вы такой и что вам от меня надо. Не знаю, откуда вам известно о моей болезни, но я не желаю разговаривать с вами больше ни одной минуты. Ясно?
- Лучше скажи мало, но скажи хорошо. - улыбнулся человек в пижаме. - Бросьте, Верочка. Ну, куда вы пойдете? В свою квартирку в Горьком переулке? Поставите чайник, и смиренно будете ждать ее прихода?! Прекратите! Давайте-ка лучше сходим в ресторан! Тем более, что вам уже остался не день, а два дня и один вечер…
Вера невольно сжала кулаки и закрыла глаза. "Сволочь! - заорало у нее внутри.- Вернуться в больницу и сказать, что по парку разгуливает опасный сумасшедший в пижаме, который к тому же подслушивает конфиденциальные разговоры пациентов и врачей!!"
- Ну, почему же в пижаме?! - произнес обиженный голос.
Вера открыла глаза и увидела.
Увидела некто Алексея Николаича в великолепной черной тройке с золотой цепочкой на жилетке и в лакированных туфлях. И тут она все поняла. Поняла и рассмеялась так весело, как не смеялась уже давно.
- Ага! Так, значит, это уже началось! Доктор предупреждал… На нервной почве… Однако, какой франт эта моя галлюцинация… Шикарно!
- Человек, не будучи одеян благодетельною природой, получил свыше дар портного искусства! - нежно поглаживая рукав пиджака, сказал некто Владимир Михалыч. - Так вы согласны со мной в ресторан, Вера?
- Отчего же и нет?! - не переставая смеяться, ответила она. - Только вот мне не в чем…
- О… Это мы скоро уладим! - развел руками новоиспеченный франт. - Что вам больше по душе: строгая классика или коктейльный вариант?
- Ах, если можно было совместить! - мечтательно ответила Вера.
- Можно. Только прикажите! А цвет какой?
- Вишневый! Это мой цвет!
- У вас безупречный вкус, мон шер! Раздевайтесь! - сказал он, неожиданно дернув Веру за воротник. Это движение было таким резким и сильным, что у Веры помутнело в глазах.
- Ну-с! - вежливо спросил он секунду спустя. - Вы довольны?
Вера вдруг ощутила прикосновение бархата к собственному телу. Бред восприятия оказался неотступным, и она, покосившись, увидела на себе вместо старой замшевой курточки и черной юбки шикарное темно-вишневое платье, скроенное точно по фигуре с не глубоким декольте и очень изысканными разрезами по бокам. На ногах вместо стоптанных босоножек были изысканные черные туфельки на тонкой шпильке.
- Однако же, какие стойкие галлюцинации… - восторженно сказала Вера, проводя ладонями по бедрам и ясно ощущая теплоту и нежность ткани.
- Как вам будет угодно, мадам, однако же, это совсем не галлюцинации, а работа одного моего друга, очень умелого французского портного, скроившего, кстати, и мой костюм…
- Ваш портной чудо! - закричала Вера, подумав: "И наплевать, что галлюцинации! Господи, это же Париж!"
- Точно так, мадам! - галантно целуя Вере руку, сказал ее собеседник. - Но не всякому человеку даже гусарский мундир к лицу.… Поэтому я склонен назвать чудом Вас.… Кстати, Вам не кажется, что здесь жуткий больничный запах? Вишня, конечно, старается изо всех сил, но ей не уничтожить столетнего аромата этих сердечно-больных мест. Предлагаю взять такси и мчать в "Колоннаду"! Согласны?
- А что такое эта "Колоннада"?
- Один прекрасный ресторан…
- Никогда не слышала о таком…
- Не мудрено. Так вы согласны?
- Еще бы! Только… как мне все-таки называть вас?
- Зовите меня Прут. Попрошу не путать с Плутом! Вы удовлетворены?
- О, да!
Вера взяла его под руку, и они зашагали по больничному парку, куда под вечер выползло из желто-оранжевого дома немало пациентов в полосатых костюмах. И если спутник и одеяние Веры, действительно, являлись галлюцинацией, то она (галлюцинация), вне всяких сомнений, была групповой, так как обладатели больничных халатов смотрели на роскошную Веру в вишневом платье и Прута в черном костюме, разинув рты и выпучив глаза.
- А ведь сердечникам нельзя волноваться….- тихо улыбнулся Прут, открывая дверцу длинного синего автомобиля, без всякого знака остановившегося прямо у обочины возле шикарно одетой пары…